Определим характер взаимосвязи экономического роста и рождаемости.

Экономисты старались обойти проблему рождаемости, как правило, на том основании, что ее существование определяется главным образом социологическими причинами и мало связано с экономическими категориями.

Однако в XX веке некоторые данные поставили эту точку зрения под сомнение. Так, была обнаружена устойчивая взаимосвязь между колебаниями деловой активности и рождаемости, взаимосвязь экономического роста и рождаемости.

Если предположить, что причиной служит улучшение экономических условий, а следствием – рост рождаемости, то подобная взаимосвязь проявляется с некоторым лагом, т. е. улучшение экономической ситуации приводит к росту числа зачатий, а затем спустя определенное время увеличивается число новорожденных.

В этой связи можно сослаться на серию обследований американских семей, посвященных изучению проблем рождаемости (эти обследования начали проводиться в США незадолго до второй мировой войны). Анализ результатов исследований наводит на мысль о взаимосвязи между экономическим ростом и рождаемостью (например, при рассмотрении ситуации, когда финансовые соображения влияют на решение семьи о том, иметь или не иметь ребенка), хотя в целом эти результаты отнюдь не были определенными и однозначными.

В рамках концепции «экономического империализма» некоторые экономисты (среди них наиболее известны Гарри С. Беккер и Харви Лайбенстайн) выдвинули идею о том, что поведение людей, связанное с вопросами рождаемости, следует анализировать с позиций теории принятия решений. Эту теорию они развивали в русле концепции потребительского выбора, рассматривая в качестве субъекта потребления отдельно взятую семью.

Ход их рассуждений был следующий. Предположим, что семья рассматривает детей как разновидность потребительского блага, которое в общем случае удовлетворяет ее потребности аналогично другим экономическим благам.

Намерение родителей иметь детей может быть описано в терминах кривых безразличия, при этом на графике по одной оси откладывается количество детей, а по другой – количество предметов потребления. Произвольно выбранная точка на графике говорит о некой степени удовлетворения семьи конкретным сочетанием количества детей и потребительских благ.

Возможен вопрос о соответствующей «цене» на детей. Такая «цена» включала бы «дисконтированную» стоимость различных расходов, которые требуются, чтобы поставить детей на ноги, учитывая «вмененные издержки» по уходу за ребенком (нужно принять во внимание и возможный «вклад» ребенка в доход семьи), а также различные государственные пособия.

Таким образом, «цену» воспитания детей можно представить в виде следующей формулы:

Р = Ся + Са – Iа – G, где

Ся – величина явных издержек (питание, одежда, игрушки и т. п.);

Са – величина альтернативных издержек, связанных с воспитанием ребенка (выраженное в количестве часов, которые родители посвящают детям);

Iа – альтернативные доходы от участия ребенка в домашнем хозяйстве (к примеру, функции уборки по дому являются альтернативными доходами от издержек на оплату услуг домработницы);

G – величина государственных трансфертов, передаваемых в связи с рождением или наличием в семье детей (детские пособия, налоговые вычеты и т. п.).

Вместе с ценами на товары и семейным бюджетом, ориентирующимся на уровень перманентных доходов, такие стоимостные оценки образуют линию бюджетных ограничений.

Взаимодействие подобных внешних ограничений с кривыми безразличия, построенными на основе субъективных решений, определит тот набор детей и потребительских благ, который наилучшим образом должен удовлетворять потребности семьи с учетом различных вкусов, цен и доходов ее членов.

Если относительная «цена» детей повысится (например, потому, что «цена» воспитания возросла выше обычной средней цены потребительских благ), то оптимальный набор благ сместится по графику в сторону большего количества товаров и меньшего числа детей.

Если кто-то убежден, что товары «привлекательнее», чем дети, то повторится то же самое. Если, наконец, уровень семейного дохода увеличивается, оптимальный набор будет включать больше детей и больше товаров, хотя приращения не обязательно будут пропорциональными.

Таким образом, в состоянии равновесия число детей изменяется прямо пропорционально семейному доходу и отношению цен потребительских благ к «ценам» детей и обратно пропорционально степени предпочтительности этих благ перед детьми.

Рассматривая рождаемость, можно сказать, что дети, как и другие блага, – источник удовлетворения потребностей. Действительно, если выясняется, что одна семья отличается от другой жаждой приобретения конкретного блага (например, стремлением к поездке в заграничное путешествие), то можно обнаружить и различные градации потребности или склонности к увеличению семьи. Тем более что дети, подобно обычным благам, не бесплатны, и большинство родителей, как показывают обследования, это прекрасно сознают.

От расходов на медицинскую помощь женщине по беременности до оплаты обучения ребенка процесс воспитания связан со значительными затратами, которые не под силу целому ряду семей. Зачастую возникает квази-мальтузианская ситуация, когда вследствие недостаточности средств существования родители (прежде всего одинокие матери) отказываются от детей.

Наконец, как разнообразные товары конкурируют между собой в борьбе за единицу семейного дохода, так и дети конкурируют с различными благами. Рождение нового ребенка в данном году может означать отказ семьи от приобретения новой машины или от долгожданного месяца отдыха на побережье.

Потребности, цены, доходы – все это влияет на стремление людей иметь ребенка. А если это так, то есть доля истины в том, что родители, решая, иметь или не иметь ребенка, соизмеряют свои желания и возможности (пусть большей частью бессознательно), причем происходит это таким образом, как описывается в экономической теории предпочтения потребительских благ.

Стоит также отметить, что для рациональных индивидов на выбор рождаемости помимо ожидаемых перманентных доходов влияет начальное имущественное оснащение (существует ли у отдельного домохозяйства, принимающего решение об увеличении, квартира, есть ли вещи, переходящие от других членов семьи).

Другим важным фактором является пенсионное обеспечение. Так, существенное снижение рождаемости в Европе в последней трети XX века связывают с широкой степенью государственной поддержки пенсионеров и относительно высоким уровнем пенсии. Это позволяет поколению, вступающему в фертильный возраст, надеяться на то, что в старости их будет кормить государство.

Ситуация, свойственная традиционному обществу, когда сначала родители заботились о детях, а дети в свою очередь должны будут в будущем заботиться о родителях в старости, во многих странах сходит на нет.

Важно отметить и то, что наибольшие затраты в процессе «производства» детей на протяжении первых лет жизни каждого ребенка несет материнское время. В рамках семьи существует эффект замещения между «качеством» ребенка (состоянием его здоровья, качеством образования) и количеством детей.

Инвестиции в качество детей возрастают по мере роста семейного дохода, вместе с тем дополнительное обучение при низком начальном уровне образования матерей оказывает сильное негативное влияние на рождаемость.

Также стоит отметить, что большая часть родительских инвестиций в детей осуществляется после окончания детородного периода. Вместе с тем именно принятие решений связывается, как правило, с текущей ситуацией доходов в семье, и неопределенность доходов оказывает негативное влияние на рождаемость.

Поэтому, как правило, недостаток средств существования на ранних этапах жизненного цикла семьи и является препятствием к росту рождаемости.

С другой стороны, повышение нормы отдачи от образования, увеличение доли женщин в производстве стимулирует спрос на качество детей и тем самым лежит в основе резкого сокращения размеров семьи в развитых странах.

Также очевидно, что государство может напрямую регулировать выбор рождаемости как административными (одна семья – один ребенок в Китае), так и экономическими мерами (как правило, путем поддержки молодых семей, предоставления налоговых вычетов семьям, имеющим детей, единовременных пособий на рождение ребенка, жилплощади и т. п.).

Вместе с тем ситуация рационального планирования деторождения не всегда подходит для ситуации стран третьего мира, где уровень детской смертности достаточно высок.

При традиционном планировании рождаемости имеется в виду только факт рождения ребенка, тогда как потребительские наборы, представленные кривыми безразличия, учитывают выживших детей, а это число меньше, чем хотели бы родители. Поэтому в ходе анализа в качестве ограничивающего фактора необходимо учитывать факт младенческой и детской смертности.

Для семьи, стремящейся иметь определенное число детей, необходимое количество новорожденных должно быть тем больше, чем выше уровень детской смертности в данном обществе. Действительно, можно допустить, что в прошлом во многих странах уровень младенческой и детской смертности был так высок, что родителей не столько волновали «лишние» дети, сколько то, смогут ли они иметь желаемое число детей.

В такой ситуации наблюдаемая рождаемость не зависит от экономических мотивов семьи, а определяется ее «естественной плодовитостью», т. е. способностью людей к воспроизводству в условиях, когда рождаемость ничем не сдерживается. Это в настоящий момент ярко проявляется в странах третьего мира, в которых рост числа жителей ведет к возникновению «ловушки бедности».

Таким образом, между темпами экономического роста и рождаемостью существует тесная взаимосвязь.